марсалим.ру › Что сотворил? › Драматургия › Скетчи

Скетчи

Мар. САЛИМ
ЛЮДИ ДОБРЫЕ
(Сцены из деловой жизни)
 
Действующие   лица:
Гали Галиевич — очень добрый человек и энергичный деятель, знающий свое дело.
Аслям   А л к а е в — подопечный Гали Галиевича, весьма сообра­зительный.
Самига   Алкаева — супруга Асляма, деловая женщина.
Ф л ю р а — секретарша. Этим все сказано.
Мударис, — трезвенник, бывший наставник Асляма.
Мурза к а е в — просто ветеран.
Малтабар — предприимчивый человек, а точнее... Впрочем, увидите сами.
 
Почти первое место
 
Стол завален бумагами. Над ними склонился Гали Галиевич. Входит Аслям. Под глазом у него фонарь.
Аслям. Можно?
Гали. Входи, Аслямчик. Пора серьезно поговорить.
Аслям. Понял. Не дурак. Исправлюсь.
Гали (разглядывая синяк Асляма). Та-ак. Опять фонарь. Это откуда?
Аслям. Случайно... Упал в канализационный люк.
Гали (хохочет). Хороша случайность! Так ты там что — весь день и провел?
Аслям (возмущенно). Почему весь день? Всего только ночь.
Гали. Мог бы с утра и на работу выйти.
Аслям. Какая работа? Меня с утра в вытрезвитель… то есть в больницу отправили.
Гали (зловеще). Значит, прогулял.
Аслям. Зачем прогулял? Так, чуть-чуть не пришел.
Гали (смягчаясь). Ладно. Чуть-чуть не в счет. Выговоры были?
Аслям. Какие выговоры?! Обижаешь, начальник. Так, замечания чуть-чуть.
Г а л и. Это тоже не в счет. А вот как учеба?
Аслям. Какая?
Гали. В вечерней школе.
А с л я м. Закончил.
Г а л и. Школу? Молодец!
А с л я м. Зачем школу? Учебу! Бросил я ее.
Г а л и. Ай-яй-яй! Ну, да, бог с ней, учебой. Главное — план. Выполняешь?
Аслям. А как же! 102 процента.
Гали. Процентов чего?
Аслям. Ну, это как посмотреть...
Гали. Ладно, напишем, что перевыполняешь на 102 процента... (Останавливается.) Уточним. Следующий пункт: электроэнергию экономишь?
Аслям. А как же!
Гали. Вот именно. Как?
Аслям. Понятное дело. Чуть-чуть на работу не вышел — энергия и экономится. Да и это... как его… оборудование не изнашивается.
Гали (радостно). Вот! Значит, второй пункт: умень­шаешь амортизацию станка, экономишь электроэнер­гию, бережешь имущество. А как насчет рационализаторских предложений? Внес?
Аслям. А как же! Еще какое! Раньше Мударис-агай брак с фабрики на тележке вывозил. Все вруч­ную. А теперь механизировали. Прямо от моего стан­ка — конвейер. На утильбазу. Техника! И грузчик не нужен. И эти утильщики рады. Прямо благодарность собираются писать.
Гали. Пусть пишут. Не повредит. Теперь — еще важное: как там со спортом?
А с л я м. У них?
Гали. Причем тут они? У тебя!
А с л я м. Вы что, издеваетесь, Гали Галиевич? Я тут как раз стометровку с товарищами должен бежать. Ждут. Замучились. Нам же на троих, а скоро закроют.
Гали. Что закроют?
Ас л ям (мнется). Что-что! Магазин, ой, что это я... Спортбазу, то есть… это... магазин спорттоваров. Так что, если выговор — вы его мне в темпе вкатите, и я побежал.
Гали. Прыткий какой! Выговором ты у меня не отделаешься. Больно молод еще. Тебе сколько, тридцать девять? Так и есть. Самый молодой в нашем коллек­тиве. Так что назначим тебя победителем в соревнова­нии молодых слесарей. Будешь держать второе место. Почти первое!
Аслям (нагло). Ничего себе «почти первое». Так прямо и говорите — второе. А почему это только второе? (Пе­речисляет.) План перевыполняю, рацпредложения внед­ряю, электроэнергию экономлю...
Гали. Совесть у тебя есть? Где я тебе первое место возьму? На него уже назначили! Такого же, как ты. Только с другого предприятия.
Аслям (укоризненно). Эх, Гали Галиевич! Не бо­ретесь вы за своих. Я вам и то, и все, а вы... Все! Запью. И ничто меня не удержит.
Гали. Удержит! Вот отправим тебя на съезд сле­сарей-трезвенников в Москву...
Аслям. Только не это, Гали Галиевич, только не это! (Убегает.)
 
Работать не дают
 
Гали   Галиевич    просматривает бумаги. Часть выбрасывает в корзину. Нажимает кнопку, вызывает секре­таршу.
Гали. Флюра! Доклад готовлю, понимаешь? Очень важный. Воспитание работников нашего предприятия в духе реформирования. Ни­кого не пускать, по телефону не соединять. Все поняла?
Флюра (почтительно). Конечно, Гали Галиевич. Тут вот только два письма. Требуют лично в ваши руки.
Гали. Ладно, читай. Но побыстрее. Что там?
Флюра (читает). «Плохо поставлено у нас воспитание работников...»
Гали. Стоп! Кто писал?
Ф л ю р а. Из первого цеха.
Гали. Фамилия?
Ф л ю р а. Есть.
Гали. Имя?
Ф л ю р а. Тоже есть.
Гали. А отчество?
Ф л ю р а (рассматривает письмо). Отчества   нет.
Гали (с торжеством). Так я и думал. Анонимка! В корзину. А что там во втором письме?
Флюра (читает). «Сигнализирую, что многие рабо­тники ухитряются напиваться прямо на рабочем месте. Вот, например, слесарь Аслям...»
Гали (морщится). Опять анонимка?
Флюра (наивно). Нет. Отчество указано.
Гали (с торжеством). А фамилия?
Флюра. Ветеран труда.
Гали. Это не фамилия.
Флюра (продолжает). Ветеран труда Мурзакаев.
Гали (морщится). И что же хочет уважаемый ве­теран труда?
Флюра. Да опять об Асляме Алкаеве. Что тот де­боширит по ночам, пьет, поет, бренчит на гитаре — ме­шает всем спать. Просит принять меры.
Гали. Это не к нам. На это есть милиция. Все! Иди. Я же говорю, доклад надо делать. Ни минуты покоя!
Флюра   выходит.
(Пишет, сам себе диктуя по слогам.) «О воспитании работников в духе реформирования…»
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Кто? Сменный мастер? Что там у тебя? Слесарь Аслям не вышел на работу? Он что у тебя, первый раз не вышел? Ну, так не морочь мне голову и принимай меры. За­нят я, занят, понимаешь? (Вешает трубку.)
Входит Флюра.
Флюра! Я же сказал: никаких звонков, никаких посе­тителей! Отвлекают, понимаешь?
Флюра. Тут к вам товарищ рвется.
Гали. Да нет у меня товарищей, нет! Я на работе. Кто там?
Флюра. Мударис. Бывший наставник Асляма.
Гали. Мало мне самого Асляма, так еще Мударис какой-то. Занят я. Пусть потом зайдет.
Ф л ю р а   выходит.
(Продолжает писать.) «Главное: внедрять прогрессив­ные методы воспитания молодых кадров, проявлять чут­кость, не оставлять без внимания жалобы и замечания работников, прислушиваться к советам ветеранов…»
Звонит телефон.
(Снимает и швыряет трубку на рычаг. Телефон снова звонит. Снимает трубку.) Что еще там? Ах, милиция! Кто, кто в вытрезвителе? Аслям Алкаев? Конечно, ко­нечно... Обязательно примем меры! У нас как раз се­годня собрание. Да-да, тот самый вопрос: «Воспитание работников в духе реформирования». Мы как раз и собирались обсудить поведение Асляма Алкаева. (Вешает трубку. Зовет секретаршу.) Флюра!
Ф л ю р а   вбегает.
(В ярости.) Я же говорил: ни с кем не соединять! Даже по телефону! Никого не пускать! Работать не дают, по­нимаешь!
 
Строгое наказание
 
За столом сидит Гали    Галиевич   в темных очках.   Входит Алкаев — лицо   опухшее,   голова   перебинтована.
Гали. Ну и видик у тебя!
Алкаев. Вв-в-вызывали?
Гали. Еще вчера, между прочим.
Алкаев (еле ворочая языком). М-м-меня ждут.
Гали. Кто это тебя ждет? Время рабочее, между прочим. И с чего это ты так заикаться стал? Опохме­литься, что ли, не успел?
Алкаев. То-то и оно. Голова трещит.
Г а л и. Трещит! Разит от тебя за километр. Ну и запах! Что пил-то?
Алкаев. Вчера, что ли? Водки было мало. Так мы немного самогонки того... добавили.
Г а л и. Дурак ты! Ну, кто такую гадость пьет. Не можешь, что ли, как все люди. Теперь вот мучаешься.
А л к а е в (корчится). Ой, живот болит — спасу нет. Прямо хоть врача вызывай.
Гали. Я тебе вызову! Только не врача — а мили­цию. Знаешь, какой штраф тебя ждет?
А л к а е в (заинтересованно). Какой?
Гали. Не меньше тысячи рублей.
А л к а е в (хватается за голову). Пропала моя голо­ва! И денежки.
Гали. Это точно. (Впервые заметив перебинтован­ную голову.) А что у тебя с головой?
А л к а е в. Ерунда. Производственная травма.
Гали. Бревно упало?
А л к а е в. Почти. Я на него упал.
Г а л и. На бревно? Ты что, ослеп?!
А л к а е в. Как сказать... Не совсем, но было нем­ножко.
Гали. Ну, все, Алкаев. Моему терпению пришел ко­нец. То ты в канализационный люк падаешь, то на бревно. А работать кто будет? Готовься к строгому на­казанию.
Алкаев (машет рукой). Знаю. Штраф.
Г а л и. Легко отделаться хочешь.
Алкаев. А что еще?
Гали. Премии можем лишить.
А л к а е в (не верит). Ну да...
Гали. Запросто! И путевку можем не дать.
Алкаев. Какую?
Гали. Льготную. К Черному морю. Это еще не все, Алкаев.
Алкаев (безнадежно). Ну, что там еще?
Гали. Квартира. Передвинем тебя в конец очере­ди, и привет!
Алкаев (в отчаянии). Ну, вы даете, Гали Галиевич... Ну, в общем... Я что, убийца, что ли? Вы меня еще в тюрьму посадите.
Гали. А что? За хулиганство? Зап­росто. Да еще отправим на принудительное лечение от алкоголизма.
Алкаев (сражен, падает на колени). Не погубите, Гали Галиевич! Ради аллаха прошу...
Гали (великодушно). Ладно уж. Делаю тебе очень-очень строгое предупреждение. Понял? Очень-очень стро­гое!
Алкаев (радостно). Очень-очень большое вам спа­сибо, Гали Галиевич, за ваше очень-очень строгое пре­дупреждение! Разрешите удалиться. Да я за ваше здо­ровье готов выпить не то что водку, но и самогон! А он, сами знаете, теперь на феноле и диоксине делается. Не подарок для здоровья. Но для вас, то есть, за вас...
Гали. Только без глупостей. Никаких жертв! Иди в нормальный магазин.
А л к а е в. Лечу! (Выбегает.)
Г а л и (смотрит в окно). Ушли... Прямо втроем. В винно-водочный магазин. Не соврал Алкаев. Молодец! Слово держит. За ум взялся. А то лакал, понимаешь, всякую дрянь. Давно бы так! (Снимает темные очки. Под ни­ми — огромный синяк.)
 
Так ему и надо!
 
За столом Г а л и   Г а л и е в и ч. Разбирает бумаги. Входит Самига   Алкаева.
С а м и г а. Можно, Гали Галиевич?
Гали (не поднимая головы). В чем дело?
С а м и г а. Я... это... Помните?
Г а ли. Короче!
С а м и г а. Короче говоря, мой муж Аслям работает у вас слесарем.
Гали. Ну и что?
С а м и г а. От рук отбился. Придет с работы — на диван. «Не высыпаюсь, — говорит, — на работе».
Гали. Все мы не высыпаемся на работе. И что из этого?
С а м и г а. А то, что получку перестал отдавать. «Где деньги?» — спрашиваю. «На юбилеи начальства, — говорит, — уш­ли».
Гали. Врет! Ну, это бывает. А что еще?
С а м и г а. Вчера с работы пришел — ночью. «Где был?» — спрашиваю. «На собрании акционеров», — отвечает. То ли, правда, на собрании, то ли с бабой. Не поймешь.
Гали (заинтересованно). Интересно. А дальше?
С а м и г а. Что интересного? Что дальше? Как при­дет выпивши, так говорит, что Гали Галиевич его угостил. Вы, то есть. За то, что он хвалит вас на собрании.
Гали. Что? Да как он смел? Да что он себе позво­ляет! Да я его...
С а м и г а. Вот именно, Гали Галиевич. Я и говорю, пора принимать меры.
Гали. Выговор!
С а м и г а. Ну что такое выговор?!
Гали. А если вычеркнуть его из очереди на квар­тиру?
Сами г а. Не поможет.
Гали. Выгнать с работы!
С а м и г а. Что, он другую не найдет? Да его на лю­бом заводе с руками-ногами оторвут.
Гали. Ну... Я не знаю. (Разводит руками.)
С а м и г а. А я знаю!
Гали (заинтересованно). Интересно, что тут еще можно придумать?
С а м и г а. Премию ему дать!
Г а л и. Ему? Премию? После всего, что ты тут на­говорила?
С а м и г а. Вот именно. Премия-то незаслуженная. Вот он все и поймет. Стыдно ему станет — легко, что ли, перед своей совестью.
Гали. Точно. Я его этой премией так опозорю! Век помнить будет.
С а м и г а. Правильно. Ох и умница вы, Гали Галиевич. Это ж надо до такого додуматься. Вот это прин­ципиально! Это наказание! Так ему и надо!
 
За здоровье...
 
А л к а е в, как всегда, под градусом. Вид у него удручающий: нос посинел, уши покраснели, лоб в зеленке. Идет, пошатываясь, и поет:
Мы не сыты, но мы пьяны,
И пусты наши карманы.
Без закуски жизни нет —
Мы в обиде на весь свет.
Навстречу   ему идет М у д а р и с.
А л к а е в (натыкается на него, обнимает его). У-у! Кого я вижу? С праздником тебя, Мударис-агай!
М у д а р и с. С каким это праздником?
А л к а е в. Со встречей. Мы же с тобой сто лет не виделись! Та­кая встреча! А по-человечески и не отметишь уже. Но кое-что у меня есть.
М у д а р и с. Нет, нет! Я не пью.
А л к а е в. Неужели?
М у д а р и с. Только кефир.
А л к а е в. Кефир? Во даешь! (Поет, приплясывая.)
 
         Удивится этот мир,
         Если выпью я кефир.
         Водки нет, но есть кефир —        
                   На весь мир устроим пир!
 
М у д а р и с (мрачно). Тошно от тебя...
А л к а е в. Ничего. Сейчас развеселишься! (Лезет в карман за бутылкой.) Ты у нас ангел, а я человек простой. Хочу выпить за твое здоровье. (Пьет из бутыл­ки и падает.)
М у д а р и с (поднимает бутылку, читает этикетку). «Нитхинол. Для чистки стеклянных и хрустальных из­делий»...
 
Сюрприз
 
Гали   Галиевич   сидит   за   столом.   Входит   М а л т а б а р.
М а л т а б а р. Дорогой и очень дорогой Гали Галиевич! Разрешите мне от имени нашего ООО и от себя лично-о поздравить вас с днем рождения.
Гали. Разрешаю. Других просьб нет?
Малтабар. Есть. Мечтаю о вашем маленьком автографе. (Вытаскивает бумагу.)
Гали (взглянув на нее). Мечтаешь, говоришь? О ма­леньком автографе? На такой большой бумаге?
Малтабар. Да ведь для вас-то — секундное дело!
Гали. Для меня-то — да. А вот тебе, дорогой, це­лый месяц ходить придется. Дефицит ведь просишь.
Малтабар (уточняет). Автограф... Ваш автограф прошу, Гали Галиевич.
Гали. А мой автограф что — не дефицит? Да он в одну минуту избавляет тебя от месяца хлопот. Моя под­пись стоит дорого.
Малтабар. Понимаю, Гали Галиевич. И поэтому... (Вытаскивает из кармана конверт.)
Гали (бросив взгляд на конверт). Хорошо, если по­нимаешь. Будем думать.
Малтабар. Думайте, Гали Галиевич. (Прячет кон­верт обратно в карман.)
Гали   вытягивает   шею,   наблюдает   за   исчезновением   конверта.
Малтабар снова вынимает конверт. Гали переводит взгляд с конверта   на   заявление,   потом   снова   жадно   глядит   на   конверт.
Берет в руки ручку.
Гали. Что это у тебя там в конверте? Взятка? Уч­ти — не беру! И подписывать не буду!
Ma л т а б ар. Да вы что, Гали Галиевич? Как вы такое подумать могли!
Г а л и (с недоумением). А что же это тогда?
Малтабар. Сюрприз! У вас же день рожденья.
Г а л и. Ну если так — другое дело. Давай! (Берет конверт.) Сколько?
Малтабар.   Много, Гали Галиевич. Вам хватит.
Гали (довольный). Прекрасно! (Подписывает заяв­ление.) А вот и тебе сюрприз — мой автограф. Ну, бы­вай!
Малтабар уходит.
(Взвешивает конверт в руке, улыбается.) Внушительно! Интересно, сколько же не пожалел? (Вскрыв конверт, изумленно вытаскивает оттуда газету. Читает.) «Долж­ностные лица, получившие взятку, наказываются ли­шением свободы от пяти до пятнадцати лет с конфиска­цией имущества...» (Падает в обморок.)
 
Очень добрый человек
 
Гали Галиевич трудится в поте лица: что-то пишет и вычер­кивает. Входит Мударис.
М у д а р и с. Здравствуйте, Гали Галиевич. Вот при­нес заявление.
Г а л и. В дом отдыха, значит, хочешь?
М у д а р и с. Так ведь хотелось бы отдохнуть на юге хоть разок, Гали Галиевич. А то ведь сами видите, все работа да работа.
Гали. Знаю, дорогой. Вижу, как ты горишь на ра­боте. Ты у нас, прямо, незаменим. И сам работаешь, и молодых учишь. Ни в чем тебе не могу отказать. Кто заслужил — тот заслужил. Так что и единственной пу­тевки для тебя не жалко.
М у д а р и с. Спасибо, Гали Галиевич.
Гали. Учти: на эту путевку уже два человека пре­тендовало. Они еще когда заявление подали. Раньше тебя.
М у д а р и с (обеспокоенно). Раньше меня?
Гали. Да ты не волнуйся. Путевка твоя!
My д а рис (радостно). Спасибо. (Вдруг очнувшись.) А те, которые раньше меня, они кто?
Гали. Да не переживай ты. Женщина и один ста­рик — ветеран труда. Не беспокойся ты. Бери себе эту путевку и езжай.
М у д а р и с. Да за кого вы меня принимаете, Гали Галиевич? У меня что, совсем уже совести нет? Чтобы я отобрал путевку у старика? Или у женщины? Давайте обратно мое заявление!
Гали (отдавая ему заявление). Ох, Мударис, поду­май. Потом же прибежишь — да поздно будет. Ну, кто тебе они, кто? А ты — заслужил.
Мударис. Ни за что! (Рвет заявление в клочья.) Пусть все будет по справедливости.
Гали. Ну, ты молодец! Я и раньше в тебе не сом­невался, а теперь... Ты — настоящий человек! (С чувст­вом жмет ему руку.)
Мударис   выходит.   Входит Ф л ю р а.
Ф л ю р а. Гали Галиевич! Помните, мы с вами о пу­тевке говорили.
Гали (расплывается). Флюра! Для тебя — всегда пожалуйста.
Флюра (радостно). Ой! Вы серьезно? Даете?
Гали. Конечно! Неужели ты сомневалась? Я же обещал. И потом, желание хорошенькой женщины — закон. Отдыхай себе на здоровье. А то, небось, устала. Ведь как вам, женщинам, тяжело живется: на работе — работа, дома — опять работа... Прямо каторга какая-то! И как вы только выдерживаете?
Флюра (растроганно). Ах, Гали Галиевич! Только вы меня и понимаете. Я уже говорила своему... мужу-то. Не понимает.
Гали (озабоченно). Да, кстати, о муже. Он-то не против, чтобы ты поехала?
Флюра. Да вы что? Он только рад.
Г а л и (еще более озабоченно). Рад, говоришь? Ну-ну...
Флюра. А что, Гали Галиевич?
Гали. Да вот тут вспомнил некстати одну историю. В прошлом году одна женщина у нас... Да ты ее не зна­ешь, уволилась. Красивая, веселая, ну, совсем как ты, тоже по путевке поехала. А вернулась — муж уже же­нился. На другой.
Флюра (ахает). Да вы что?
Г а л и. Ерунда, конечно. У тебя-то совсем другое дело. Выбрось из головы. Отдыхай себе спокойно.
Флюра. Ничего себе «спокойно». Да я теперь глаз не сомкну. Какой уж теперь отдых! Не-ет, я своего му­жика не брошу. Бог с ним, с путевкой. Спасибо, Гали Галиевич. Вовремя остерегли. А то поскакала бы... (Вы­ходит.)
Входит Мурзакаев.
Гали (выходит из-за стола, обнимает его). Проходи, дружище. Садись. Ты насчет путевки? Все в порядке! Она твоя.
Мурзакаев. Не шутишь? Пробил-таки?
Гали. А как же! Если не для ветеранов, то для ко­го же еще. Пользуйся моей добротой, пока я здесь. А то придет какой молодой. Разве он пой­мет так тебя.
Мурзакаев (радостно). Зур рахмат. Премного благодарен. Век не забуду. А то ведь прямо стыд. Столько лет прожил, а у моря и не бывал. Вспоминать нечего. Хоть увижу, какое оно.
Гали. Да ничего хорошего, поверь. Огромная по­мойная яма. Грязища! Так и кишат бактерии. Главное, не вздумай купаться — подцепишь заразу. СПИД, нап­ример. Или еще чего. У тебя как со здоровьем?
Мурзакаев. Слава аллаху! Веришь ли, даже где сердце у меня — не знаю.
Г а л и. Ну, здесь-то, может, и не знаешь, а там... Живо узнаешь! И где сердце, и где желудок. Чего доб­рого еще и инфаркт получишь. Слыхал об ультрафио­летовых лучах? Южное солнце особенно опасно.
Мурзакаев. Да врач, вроде, справку дал, что все у меня в порядке.
Гали. Правильно! Это у тебя здесь все в порядке. А на юге... Ездил тут в прошлом году туда один. Здо­ровенный мужик был. А вернулся – и трех суток не про­жил.
Мурзакаев. Ты что? Правда?
Гали. Что, я врать, что ли, буду? Да что ты развол­новался? Тебе чего беспокоиться? Все будет в порядке! Ну, а если, не дай бог, что... умрешь, например... Похо­роним честь по чести. Как вчера Алкаева. Детей-то у тебя маленьких ведь нет?
Мурзакаев. Маленьких нет. Выросли уже. Вну­ки у меня — маленькие.
Гали. Внуков жалко. Пропадут. Разве родители теперь могут детей обеспечить. Да не переживай ты, может, все и обойдется. Бывают же исключения. Езжай, давай, на море. Поглядишь...
Мурзакаев. Не губи! Ради моих внуков. Боже упаси меня от этой путевки. Да что же мне теперь делать-то?
Гали. Так и быть. Я уже, конечно, все зафикси­ровал, распределил, но ради тебя... Чего не сделаешь для старого друга. Придется теперь повозиться — путев­ку пристраивать. «Горящая» ведь. Ох, не любят унас этого.
Мурзакаев. Вот спасибо, друг, вот выручил! Ни­когда тебе этого не забуду. (Выбегает.)
Гали (берет путевку в руки). Вот так всегда. Ста­раешься-стараешься, выбиваешь для них эту путевку, а потом все отказываются. Прямо гори все огнем! Опять придется ехать... самому. Ведь уже который год езжу. Все для людей да для людей. Ну что ж, надо так надо... (Поднимает чемодан и, тяжело вздохнув, выходит.)